Рай только что закончил свой утренний туалет, привел в порядок постель и теперь в задумчивости стоял у окна. Все его действия до сих пор не были очень уж бесшумными, то стул пригрозит упасть, то вода с восторженным звоном ринется на встречу тазику, но все страхи Рая разбудить графа оказались напрасными. Тот спал как убитый. А за окном уже светало. По пустынной улице Портсмута бродил лишь шальной ветерок, и больше ни малейшего движения. Эта застывшая картина сама собой обратила мысли Рая вспять, из будущего в прошлое. Вспомнилось, как уже несколько недель назад на утро после разговора графа с бароном, на их тайную квартиру вновь явился Карлос. Он, уже на пороге столкнувшись с Раем, даже не подумав поздороваться, сразил того вопросом: — Что граф сделал с бароном? Брови Рая удивленно изогнулись: — Что-нибудь случилось? — Именно! Что?! — Карлос был скорее растерян, чем сердит, как показалось в первый момент, — Сразу, как граф ушел, барон заперся у себя в комнате и запретил кому-либо его тревожить. Он отказался от обеда и ужина. Сегодня утром я силой пробился к нему и, о Боже!, что я увидел! Барон был бледен как смерть, лицо опухшее, а глаза… Словно он все это время плакал. Плакал!!! Вы понимаете? За все время службы, я ни разу не видел и слезы на его лице. Он ровно никак не среагировал на мое появление. Признаться, я чувствую себя полным идиотом, до такой степени не знаю, что и думать. Что все это значит?! — Лишь то, что я попал в самую точку, — граф неожиданно возник за спиной Карлоса. Тот резко развернулся. — В какую точку? — Успокойтесь, мой друг. Все проще простого. Барон не успел убить в себе человека, ему не дало это сделать его страшное прошлое. Я предложил ему честно посмотреть на то, как он своими руками угробил все самое ценное в его жизни. Это суровое испытание. Если он перенесет его достойно, то, как знать, может быть, ему еще пожмут руку его племянники. — Что?! — Карлос даже сделал шаг назад от графа, — Да ведь... — Я сказал, может быть... — граф прошел к столу и через минуту раздумий добавил, — Лучшее, что вы сейчас можете сделать для барона, это увезти его в Испанию. Не смотря на помощь нам, вы странно привязаны к нему. Так что я думаю, мы понимаем друг друга. Вы сейчас действительно все, что у него есть, и вы ему очень нужны... Рай помнит долгие взгляды, которыми обменялись граф и Карлос. Они и правда поняли друг друга... В тот же день барон покинул Руан. Рай уже не плохо знал графа и все равно был вынужден признать, что тот все еще был для него неразгаданной загадкой. Граф умел быть строгим как камень, и нежным как прикосновение майского ветерка, неприступным, как олимпийские боги, и по-детски жизнерадостным и мягким. Он был страшен для врагов и дорог как воздух для друзей. Рай невольно, уже не в первый раз возвращался в своих мыслях к идеи, раз пришедшей ему на ум. Что все сыновья графа очень похожи на отца не только внешне, но и внутренне, но тем не менее каждый из близнецов взял от графа и особенно, по-своему, развил в себе какую-то свою черту характера, и это определило его индивидуальность. Фрэнк мог искренне радоваться миру и доверять его доброте. Да, именно неумолимая вера в добро, вот что было звездой Фрэнка. Да, Рай по-прежнему относился к нему как к сыну, бережно храня в душе его лучезарную улыбку. Кто знает, узнал ли бы учитель своего ученика в том, кто сменил имя Фрэнсиса на Жана… Эжен смел и самоуверен до безрассудства, кажется, он даже не допускает мысль, что какой-то его замысел может быть обречен на провал, и конечно же это нахальное остроумие. Эжен... Рай никак не мог смириться с мыслью, что больше не услышит ядовитого языка этого нахала. По убеждению Рая, такие не умирают, но... Рай встряхнул головой и продолжил свое развлечение. Виктор. Рай почти не знал его, одна встреча, один разговор и бесконечные оды в его честь, блестяще исполненные Эженом, да и Карлосом. Но все же Рай чувствовал, что именно этому человеку граф передал свою мудрость и силу духа. Вспоминая ту единственную встречу с Виктором, после того, как тот так лихо вылетел из окна гостиной дома де Рельгро, Рай не мог не признать, что еще тогда эта спокойная, уравновешенная сила, которой светились его глаза, делала его старше братьев и больше похожим на отца. Антуан. Ах, Антуан. Похоже он выбрал себе в подарок гордость. Имея в багаже все богатство рода Лаганов, он вытянул самый блестящий цветок, и его слепящие краски извратили красоту дара любви, верности, чести... Граф по-прежнему не упоминал об Антуане, а тот по-прежнему старательно избегал встречи с отцом... Такие они близнецы, похожие и непохожие одновременно. Все благородны, добры, умны, смелы и упрямы... и все это граф, сейчас крепко спящий на не расправленной кровати. Он вернулся давно за полночь и, не желая будить Рая, так и лег, предварительно постелив на покрывало свой плащ. Это чем-то напомнило Раю Эжена. Рай в очередной раз усмирил свое любопытство, не позволив себе гадать, где того носило все прошлый сутки, и вновь обратился к книге недавних событий. Припомнилось, как они приезжали к графине де Ла Ган, к этой красивой необыкновенно доброй и мудрой, но к несчастью очень больной женщине. Рай сразу же почувствовал самое искренне расположение к ней. Граф уже рассказывал Раю, что горе потери детей в свое время едва не лишило ее жизни, тогда она надорвала свое сердце, и теперь граф тщательно оберегал ее от каких бы то ни было сильных переживаний. Этого же принципа как видно придерживался и Антуан. К моменту приезда графа Антуан уже успел улететь, но матери ничего не сказал, не посмел сказать. Конечно же, чуткое материнское сердце невозможно обмануть, и граф нашел жену очень обеспокоенной. Почти сразу же она начала допытываться, не знает ли муж, что случилось с их сыном. Очень скоро она решила, что графу известно много больше, чем он говорит, и потому она не унималась. — Ален, я же тебя очень хорошо знаю, ты опять пытаешься уберечь меня от какие-то неприятных новостей, но как ты не понимаешь, что я все равно все узнаю, рано или поздно это дойдет до меня. Зачем же заставлять меня изнывать в муках неизвестности?! Это Рай услышал нечаянно оказавшись под окном комнаты графини. Но граф был не умолим. Он тоже хорошо знал свою жену, и потому не допускал даже мысли поведать ей историю о столь бурном и трагичном воскрешении их сыновей и племянника. Весть о бегстве Марианны из-под опеки барона и прочих руанских событиях еще не скоро доберется до этих мест, так наивно полагал граф. И все же... И все же это его не успокоило, и он нашел способ, ничего конкретно не объясняя жене, уговорить ее тайно переехать к ее близкой подруге баронессе Матильде де Пуар, уже старой, но неизменно сердечной и умной женщине. Граф и Рай сами проводили графиню к ее новому месту жительства. Рай присутствовал при прощании супругов Лаганов. — Что ж, вы опять уезжаете, — прекрасные бархатные глаза графини были чуть влажны, — Вы уже много лет учите меня ждать, ждать и ждать. Чего же мне ждать в этот раз? Сын потерял себя и мечется в безумных бегах, и вы втянуты в какую-то невеселую историю, колесо которой, похоже, и придавило нашего бедного мальчика, делаете из меня тайну и вновь исчезаете в никуда. Не жестоко ли это? Граф чувствовал, что графиня уже не надеется услышать прямого ответа, и позволил себе дать слабину. Он стоял прямо перед женой, держа ее руки у своей груди. — Дорогая моя, простите, если мои слова и правда прозвучат жестоко, но я умоляю вас еще раз, очень надеюсь, в последний раз, запастись терпением. Когда я вернусь, я сделаю вас… счастливой…Это я обещаю. Брови графини удивленно изогнулись. — Антуан, — напомнила она. — Ему предстоит стать мужчиной. — Помогите ему! Граф коснулся губами рук графини. — На этот раз я не запрещаю тебе мечтать о самом прекрасном, что есть в нашей жизни. — О, Ален! Дождусь ли я так тебя?! — мягко улыбнулась графиня. Последние две фразы были произнесены почти шепотом, ибо были предназначены не всем… Так кончилось несколько вечеров семейного уюта и тепла, когда время льется в такт потоку лунного света, а для понимания друг друга, ощущения близости не нужно всегда косолапых слов. В такие вечера Рай открыл для себя в графе бесконечно любящего мужа, а в графине узнал ту богиню, которой преклонялся ее муж, и которая так помутила разум герцога. Рай, словно умирающий от жажды путник, с великим удовольствием пил из родника семейного тепла Лаганов, но не мог напиться. Он чувствовал, что уже крепко накрепко связан с ними, и это связь делала его странно счастливым. Как же зацветет их сад, когда под его сень придут Жан, Анри и Виктор... Рай не удержался, чтобы не кинуть благодарного взгляда на спящего графа, человека, который стал ему близок, как брат. Тут ему припомнилось еще одно открытие, сделанное в те же незабываемые вечера. Оказалось, что граф хорошо играет на гитаре и очень приятно поет. Когда же Рай не преминул заметить это вслух, граф только рассмеялся: — Да я почти не умею держать гитару в руках, а петь... Ах, господин Рай, слышали бы вы как этот инструмент звучал в руках Ромена де Монсара! Это была божественная музыка! А когда Арабелла решала спеть под его аккомпанемент, мир превращался в Райский сад! — Вы поете, сударыня? — Пела, — печально улыбнулась тогда графиня, — И говорят, не плохо пела, но я потеряла голос, когда месяцы на пролет оплакивала утерянное нами сокровище... — ... наших сыновей, — закончил за нее граф, — Да, дорогая, я все рассказал господину Раю. — Да? — графиня подняла на Рая испытующий взгляд, потом вновь посмотрела на мужа, — Но ты бы не стал это рассказывать просто так. Господин Рай англичанин... Уж нет ли каких-нибудь вестей от герцога? — Нет, — улыбнулся граф и снова запел, не дав жене возможности сильнее потянуть за верно нащупанную ею нить. И после графу удалось не возвращаться к этой теме. Позже на вопрос Рая, к чему такая скрытность, не лучше ли было бы все же рассказать графине хоть полправды, граф ответил: — С графиней не бывает полправды, а для всей правды время еще не пришло. Сейчас она многое передумает, сопоставит, кое до чего догадается, кое-то заподозрит и тем самым подготовит себя к принятию моих слов. Я ей все скажу и скорее всего еще до возвращения Жана и Виктора, но не сейчас. “Не сейчас...” — Рай вновь развернулся к графу. “А что мы имеем сейчас? Было решено, что я узнаю, чем живет замок Бетенгтон, а он, граф...” Тут граф потянулся и неожиданно ясно открыл глаза. — Доброе утро, — улыбнулся Рай, — Как спалось? — Замечательно, — граф, на вид совершенно выспавшийся, уже сидел на кровати, — А вам? Я вас не разбудил своим поздним возвращением? — Нет, — соврал Рай, — Как наши дела? Вы нашли то, что искали? — Да, и то, как мы этим воспользуемся, зависит только от нас, — граф подошел к тазу с водой и уже принялся умываться. Попутно он кинул на Рая лукавый взгляд: — Могу ли прежде просить вас поделиться со мной вашими открытиями? — Что ж, извольте, — Рай присел на подоконник, сложил руки на груди крест на крест и, наблюдая за действиями графа, начал свой отчет, — Герцог в замке и можно сказать один. Вся его гвардия где-то в лугах. Ее туда увели Глен и Фил. — Виктор и Фил, — поправил граф. — Да, — улыбнулся Рай, — Признаться, интересное это занятие нищим оборванцем проникать в замок, где прожил полтора десятка лет как хозяин. Нравы там не испортились, и приняли меня хорошо. Забавно, о Викторе там говорят почти шепотом и с таким уважением, что я отказываюсь верить, что речь идет именно о нем, а не о каком-то другом Глене. Такой портрет получается, прямо умудренный опытом ни одной жизни, потертый всеми ветрами вожак стаи шакалов герцога. Ему ведь еще нет двадцати одного! Женщины на кухне словоохотливы, вот уж отдушина домашних сплетен. Они мне рассказали все, что сами знают. Оказывается, Виктор дрался с герцогом и так страшно, что это едва не закончилось смертью одного из них. — Кого? — граф уже присел на стул напротив и застегивал рубашку. — Сначала герцог ходил по лезвию бритвы, а потом он едва не убил Виктора. Тот, поскользнувшись, очень плохо упал, почти потерял сознание, и герцог его пощадил. Граф отшвырнул от себя полотенце. — Так драться с человеком, которому он почти доверил свою гвардию! Что-то не так… — Тогда герцога еще раздирали сомнения… Говорят, что герцог как-то странно относился к Глену. С одной стороны он первый из первых слуг, с другой стороны за ним постоянно следили. Мне сказали, что Фил по приказу герцога стал его тенью. Так что, что это был за поединок, можно догадаться. Я полагаю, герцог разминался, помню, он и прежде очень любил превращать тренировки в серьезные бои. Я сам в таких участвовал пару раз. Какое искушение я тогда переживал!… Уверен, Виктор дрался всерьез, и могу представить, как его расстроила неудача. Граф согласно кивнул: — Хотел бы я поклониться тому человеку, который так хорошо научил Виктора драться. Без этого, я бы мог уже не досчитаться еще одного сына. Герцог всегда был очень опасным противником. — Но вы ни раз сразили его, — заметил Рай. — Только потому, что я сражался за жизнь, за наше с Арабеллой будущее. И вы можете понять, как трудно мне давались эти победы. — Но я уверен, герцогу тоже было не сладко. Ваши сыновья много могут. Я видел, как дрался Эжен. Это что-то особенное... Графу было приятно слышать такие слова о своем сыне, сыне, которого он так и не видел взрослым, но другая мысль тут же напомнила о себе. — Генрих, вы сказали, что герцог проявлял к Виктору особенно пристальное внимание. Я могу это понять. Хоть вы и говорите, что Виктор как-то мастерские изменил свою внешность, мне все же с трудом верится, что ему удалось совсем исключить всякое сходство с братьями, и, возможно, именно это смущает герцога. Но именно Глен и Фил увели гвардию в луга. Что произошло?! — Вот тут-то и кроется самое интересное, — было видно, что Рай уже давно ждал этого вопроса, — Эту историю мне поведали шепотом, с постоянной оглядкой и откровенным страхом в глазах. В рассказанное очень трудно поверить, потому прошу вас, прежде чем судить о том, что я скажу, выслушайте меня до конца. — Очень интересное начало. Что ж, рассказывайте. Рай тоже присел к столу: — Замок растревожило появление призрака Эжена! Две ночи на пролет он являлся самым разным людям в самых неожиданных местах самым непонятным образом. И все обещал лишить герцога и его прихвостней покоя. Это ему с блеском удалось. Как я понял, после второй ночи только железная воля Виктора смогла взять невменяемую от страха гвардию в свой железный кулак и увести из замка. Гвардия подчиняется ему беспрекословно, и герцог этому никак не препятствует. Честно говоря, я еще не решил, как к этому относиться. Граф нахмурился и какое-то время молчал. — Призрак ли это Эжена?.. — спросил сам себя Рай, — То, что творит этот призрак, в духе Эжена, и впервые его назвал Эженом человек, который прежде даже не подозревал о его существовании. Призрак оказался очень словоохотливым, и теперь вся прислуга в общих чертах знает, что произошло в Руане между герцогом и близнецами. Это все похоже на Эжена, но все же я должен признаться, что я никогда прежде серьезно не думал, что души умерших до такой степени вхожи в наш мир. Все эти сказки о домовых и приведениях... — Я тоже скорее допущу, что этим развлекается Виктор. Похоже, он мог бы, нервов хватило бы. — Виктор?! Вы меня плохо поняли, граф, призрак ходит сквозь стены! — усмехнулся Рай. — Это реальнее, чем вы думаете, — серьезно заметил граф. — Как вас понимать? — Значит я прав, вы и действительно не подозреваете о том, что замок пронизан сетью потайных ходов. — Что?! — Рай даже привстал от изумления, — Вы это серьезно?! — Да. — Но... Признаться, я поражен. Откуда знаете вы? — Я узнал эту тайну замка в те далекие времена, когда я искал своих сыновей… благодаря чистой случайности… — И что это за случайность? — Разрешите рассказать это позже. Сейчас главное, я знаю лабиринт. — Почему же вы раньше не сказали мне об этом? — Простите, но я не был уверен, что моим воспоминаниям можно доверять. Не хотелось вас напрасно обнадеживать. Я потратил весь вчерашний день на воскрешение своих воспоминаний, теперь я уверен, что мы там не заблудимся. — Все же трудно смириться с тем, что я, прожив в замке столько лет, даже не подозревал об этом, а Виктор, будучи здесь меньше месяца, не только проник в эту тайну, но и сумел так ею воспользоваться. — Значит, вы уже успели отмести мысль о проделках призрака? — улыбнулся граф. — В свое время Эжен старательно убеждал меня, что от Виктора можно ожидать не менее безумных фокусов, чем от него самого... Но позвольте, он же сам и обуздал поднятую им панику! Он увел из замка гвардию! Что за игру он затеял? Граф глубоко задумался, но Раю не терпелось: — Граф, Ален, не молчите! — Это все, что вы узнали? Вы ничего не забыли мне рассказать? — граф с трудом вырвался из забытья. Рай на секунду растерялся: — Ну, разве что еще одно. Это Маги. Да, мне рассказали, что грозный Глен дружит с некой маленькой француженкой, Маги, специально для него привезенной из Франции. Я видел ее лишь издали. Это еще совсем ребенок. Она плохо говорит по-английски и потому почти ни с кем не общается, разве что с Гленом, да еще с Филом. Эти ее друзья и ее поставили в глазах прислуги рядом с собой... Я думаю, она могла бы нам рассказать много интересного... — ... тем более, что это, похоже, именно та Маги, что помогла Эжену вызволить Марианну, — заметил граф. — Да, похоже на то, — согласился Рай, — Но граф, так что же вы думаете о действиях Виктора? Почему он так противоречит себе? — По всему видно, он очень умный человек, и я скорее соглашусь предположить, что мы просто чего-то не знаем. Признаюсь, Генрих, в мою душу закрались сомнения. Не лучше ли будет прежде встретиться с Виктором или хотя бы с Маги? — С Виктором? Я бы рад, но для этого нам придется отправиться в луга, либо дожидаться возвращения гвардии. Нет, я против. Судьбе было угодно подарить нам такой случай, герцог в замке практически один! Мы знаем лабиринт! У нас в руках все шансы на удачу! — Вы забываете, что и герцог знает о лабиринте. — Вы в этом уверены? — Да, — отрезал граф, по своему обыкновению ничего не добавляя. — Граф я вас не понимаю, — несколько смутился Рай. — Мой друг, герцог хоть и один, но ждет нападения из лабиринта, значит, мы лишены эффекта неожиданности. Это плохо. — Мы что, вдвоем не справимся с ним?! Граф, я отказываюсь вас понимать! Разве что-нибудь изменилось?! Разве герцог не заслужил смерти от наших рук? Разве он еще не достаточно убедительно доказал нам, что только это может остановить его преследования вашей семьи? Гибель Эжена, Анри едва не погиб, сейчас он с Жаном и сестрой в бегах, только Богу ведомо что с ними, Виктор ходит по лезвию бритвы, наконец, Антуан… — Что Антуан? — глаза графа сверкнули. — Я и прежде имел возможность убедиться с том, что у вас с ним не простые отношения, но теперь... Эта пропасть между вами... Уверен, герцог приложил руку и к этому. Нет, убейте, но я не понимаю, что вас смущает. Что до меня, то я дозрел, я готов убить его даже спящим, — Рай в сердцах вскочил и стал мерить комнату широкими нервными шагами. Граф какое-то время следил за его движениями застывшим взглядом и, наконец, произнес: — Разрази меня гром, если я с вами не согласен! — Тогда что вас смущает?! Что? — У меня плохое предчувствие! Мне трудно это объяснить, но поверьте мне на слово, в своей жизни я редко пренебрегал этим предостережением своего ангела хранителя, и всякий раз после такого пренебрежения я попадал в плохую историю. После последнего раза я зарекся ему противоречить. — И все же я настаиваю! Выразите свои сомнения в словах! Нет?! Тогда послушайте меня. Виктор подарил нам такой шанс, прислуга замка ненавидит герцога, если кто и пришел бы ему на помощь, выступил бы против меня, так это гвардейцы, а как раз их-то и нет в замке! Наше появление не станет для герцога большой неожиданностью, но вспомните, мы с самого начала настраивались на это. Мы всегда исходили из того, что нам, возможно, придется столкнуться со всей его гвардией. Нет, медлить нельзя. Никто не сказал мне точно, как на долго гвардейцы покинули замок, поэтому если действовать, то действовать уже сегодня. Ну же, граф, возразите мне! Граф печально рассмеялся: — Ах, Генрих, Генрих, уже в который раз вы заставляете меня почувствовать нечто похожее на стыд. Вы для моих мальчиков больше отец, чем я. Вы поставили Жана и Анри на ноги, а я не смог сделать того же для Антуана. И теперь, вы рветесь из-за них в бой, а меня терзают сомнения. Ладно. Мне нечего вам возразить. Давайте обсудим детали... Рая очень смутила эта речь графа, смутила и польстила одновременно. Не всякий человек, особенно дворянин, смог бы вслух произнести такие слова, признать правоту другого и не затаить за пазухой камня. А граф тем временем достал из кармана измятый лист бумаги, развернул его на столе, и Рай получил возможность увидеть нечто похожее на карту и без труда узнал в ней план окрестностей замка Бетенгтон. Граф ткнул пальцем в правый нижний угол листа и произнес: — Вход в лабиринт здесь...
Категория: Виктор | Добавил: lagan (17.06.2007) | Автор: Natalia Schegoleva
